Серия статей: «Психотерапевтические зарисовки – взгляд психотерапевта на «драмы обыденной жизни»». Жизненные истории – глазами психотерапевта, позволят людям, ищущим помощи, вселить надежду – что они, как и герои данных историй, смогут справиться с трудностями, и сделать свою жизнь более счастливой; а с коллегами – разделить профессиональные взгляды.

Как собственная психотравма родителя влияет на воспитание ребенка.

Нередко женщины сами не замечает ошибок в том, как они воспитывают ребенка, пока последний не начинает демонстрировать некоторые проблемы. Такие женщины часто стараются быть хорошими мамами – они беспокоятся о своих чадах, читают психологическую литературу о воспитании, нередко обращаются за психологической помощью. Но очень часто причиной того, что женщина испытывает трудности во взаимоотношениях с ребенком, бывает ее собственная неблагополучная детская история.

В психотерапевтической работе становится заметно, что трудности, связанные с взаимодействием матери с ребенком, во многом берут начало из ее детства, из особенностей ее отношений с родительскими фигурами. Особенно значимым является взаимодействие женщины с самым первым и самым важным в ее жизни объектом – с матерью.

Женщины, получившие в процессе своего развития психологическую травму, связанную с неблагополучным детским развитием и непростыми отношениями с родителями, к сожалению, воспроизводят эту травму в отношениях с собственным ребенком.

Виды повторения собственного травматического опыта в отношениях с ребенком.

1. «Сделаю наоборот!», – помня свою боль и свои страдания, женщина желает воспитать ребенка прямо противоположным образом (и, конечно, уходит в другую крайность).

2. «Меня били, и я бью!», – женщина копирует по отношению к ребенку стиль собственных родителей (в особенности матери).

3. А часто эти два вида чередуются в поведении одной и той же матери.

Давайте рассмотрим подробнее разные виды повторения собственного травматического опыта в отношениях с ребенком.

 

 

1. «Сделаю наоборот!» Так, пациентка, которая проходила терапию, жаловалась на трудные отношения с матерью. Мать была отстраненной, занятой собой; а, когда замечала ребенка, то на голову дочери обрушивалось очередное недовольство ею. Дома было неуютно и холодно. Отец присутствовал формально, в семье он был (по словам пациентки) «как овощ».

Эта женщина, помня свои детские страдания, зарекалась своего ребенка воспитывать по-другому – быть нежной, заботливой, внимательной – одним словом, не такой, как ее мать. И тут пациентка ударятся в противоположную крайность. Главный ее критерий был – сделать не так, как мать, а в точности наоборот; и тогда, конечно, она оказывалась несвободной в своем выборе. У нее отсутствовала гибкость в том, чтобы найти нужную меру в удовлетворении потребностей ребенка и здоровой степени фрустрации. Фрустрация – это необходимое для здорового развития психики состояние разочарования или недовольства ребенка, связанное с отказом в немедленном удовлетворении любой его потребности.

Посредством воспитания ребенка женщина вела борьбу со своей матерью, как бы, пытаясь сказать: «Ты была неправа! Надо не так!» Пациентка старалась быть очень хорошей мамой, чтобы дать ребенку то, чего не получила она. Есть такой психологический механизм: сделать другому то, что хотел бы получить сам. Делая это для ребенка, женщина как бы заглаживает и свою психологическую травму.

Но дело в том, что передать другому то, чем не обладаешь сам, нельзя. К сожалению, это получается сделать только в искаженной форме. Пациентка делилась со мной тем, что она сознательно старалась растить ребенка так, чтобы он был в центре семьи, все лучшее было для него, все внимание в первую очередь ему (то, чего она не получала в детстве). Когда ребенок стал подрастать, мать стала замечать и тревожиться о том, что сын часто бывает неуправляемым. В какое-то моменты женщина чувствовала, что она не справляется с ним. Он не понимал слова «нет», не воспринимал ограничений, и дома велась постоянная борьба за власть. На языке семейной психотерапии – это называется перевернутой иерархией – главным в семье становится ребенок (а не взрослый – как это должно быть в норме), который требует, чтобы все подчинялись ему.

У женщины происходили конфликты с мужем, который был недоволен ее потаканием сыну. Но, главное, что, измучившись от капризов ребенка и его непослушания, женщина срывалась, и тогда сыну «доставалось». Теперь она сама превращалась «в свою мать», на которую ей так не хотелось быть похожей. После, криков и наказаний женщину мучило чувство вины, и чтобы загладить эту вину перед ребенком, она опять попустительствовала ему, пока не случался очередной привычный цикл в развитии этого конфликта.

2. «Меня били, и я бью!», – эти истории, демонстрируют буквальное воспроизведение собственного травматического опыта в отношениях со своими детьми. Пациентка, с которой шла психотерапевтическая работа, жаловалась на то, что мать в детстве жестоко порола ее, не заботилась, не покупала одежду, заставляла выполнять тяжелую работу по дому, часто оставляла одну.

Пациентка испытывала вину, что не может сама быть хорошим родителем. Делясь своими наблюдениями со мной, она стала замечать и расстраиваться из-за того, что, оказывается, она так же, как и ее мать, относится к своей дочери. Это происходило потому, что другого опыта она не имела. Молодая женщина в начале терапевтической работы горько плакала, вспоминая события своего детства – свою физическую боль при наказаниях, униженность, бессилие и бесправие. Но она ничего не могла поделать с собой в вопросах воспитания собственного ребенка. Периодически теряя контроль над собой, она также била свою дочь; порой она заваливала ее безумным количеством одежды, а порой, не желала замечать, что у ребенка нет необходимого; она также предоставляла ребенка самого себе; а потом, ужасаясь тому, что дочь натворила, оставшись одна, «всыпала ей ремня» и т.д.

Девочка демонстрировала частые эмоциональные срывы и аффективную неустойчивость, агрессию в отношениях со сверстниками, а порой и асоциальное поведение.

Такое поведение матери можно объяснить механизмом, который называется идентификацией с агрессором. Т.е. она какой-то своей частью идентифицировалась со своей агрессивной матерью; сама, становясь такой.

Такой защитный механизм, помогает справиться со своей деткой болью, путем превращении пассивного переживания в активное. В детстве пациентка оказывалась пассивным ребенком, который полностью зависим от садистического взрослого; а в настоящем она приобретала активную позицию – она чувствовала себя той, которая может управлять ситуацией (наказать или простить; разрешить или отказать); и это избавляло от детской беспомощности.

Кроме этого, идентификация с агрессором на бессознательном уровне направлена на то, чтобы заставить пережить другого ту физическую и психическую боль, которую испытывала сама женщина в детстве. Другими словами, заставить другого на своей шкуре почувствовать то, что чувствовала она, будучи ребенком; и тем самым облегчить свою боль. Но горько, что жертвой этой ситуации становится собственный ребенок.

К счастью, в клиентке присутствовали и другие части личности – теплые, любящие, на которые она могла опираться. Кроме того, в процессе терапии женщина обрела критичность к такой своей части, как идентификация с агрессором – старалась замечать ее, начала контролировать себя.

Современные образованные и психологически подкованные мамочки и сами понимают, что бить ребенка – это «неправильно»; потворствовать всем его прихотям – «непедагогично»; но порой женщина ничего не может поделать с собой, потому что она проигрывают на новом витке жизни свою старую травму. К сожалению, тогда и собственный ребенок растет травмированным.

Работа ребенка с детским психотерапевтом бывает очень полезной, но не стоит забывать, что после этих сеансов ребенок возвращается в ту же семейную атмосферу, к той же маме. Важно, что описываемые пациентки, имеющие неблагополучную детскую историю, заинтересовались и увлеклись работой над собой, позволяющей проработать свой травматический детский опыт.

Конечно, индивидуальная психотерапия – это небыстрый процесс, часто эмоционально болезненный (ведь бывает так горько вспоминать прошлые обиды и травмы, прожить их в терапии еще раз; посмотреть на те свои качества, которые очень не хочется замечать и признавать). Но в результате этого человек перестает воспроизводить привычные паттерны поведения, становится способен гармонизировать все свои отношения. А поддержка, участие и понимание психотерапевта помогут справиться с трудностями на этом пути.